Как часто, пестрою толпою окружен,
Когда передо мной, как будто бы сквозь сон,
При шуме музыки и пляски,
При диком шепоте затверженных речей,
Мелькают образы бездушные людей,
Приличьем стянутые маски,
Когда касаются холодных рук моих
С небрежной смелостью красавиц городских
Давно бестрепетные руки,-
Наружно погружась в их блеск и суету,
Ласкаю я в душе старинную мечту,
Погибших лет святые звуки.
И если как-нибудь на миг удастся мне
Забыться, - памятью к недавней старине
Лечу я вольной, вольной птицей;
И вижу я себя ребенком, и кругом
Родные все места: высокий барский дом
И сад с разрушенной теплицей;
Зеленой сетью трав подернут спящий пруд,
А за прудом село дымится - и встают
Вдали туманы над полями.
В аллею темную вхожу я; сквозь кусты
Глядит вечерний луч, и желтые листы
Шумят под робкими шагами.
И странная тоска теснит уж грудь мою:
Я думаю об ней, я плачу и люблю, люблю мечты моей созданье
С глазами, полными лазурного огня,
С улыбкой розовой, как молодого дня
За рощей первое сиянье.
Так царства дивного всесильный господин –
Я долгие часы просиживал один,
И память их жива поныне
Под бурей тягостных сомнений и страстей,
Как свежий островок безвредно средь морей
Цветет на влажной их пустыне.
Когда ж, опомнившись, обман я узнаю
И шум толпы людской спугнет мечту мою,
На праздник нзванную гостью,
О, как мне хочется смутить веселость их
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью!…
31 декабря, в новогоднюю ночь нового, 1840 года, Лермонтов был среди гостей в зале Благородного собрания в Москве на пышном костюмированном балу, где присутствовал весь “цвет” петербургской аристократии.
Иван Сергеевич Тургенев, в ту пору ещё совсем молодой человек, только начинающий пробовать свои силы в литературе, видел Лермонтова среди гостей на том балу и запомнил, как к нему поминутно приставали маски, брали его за руки, старались заинтриговать. “А он почти не сходил с места и молча слушал их писк, поочередно обращая на них свои сумрачные глаза. Мне тогда же почудилось, - пишет Тургенев, - что я уловил на лице его прекрасное выражение поэтического творчества…”
Среди гостей находились дочери Николая I – одна в голубом широком плаще с капюшоном, другая – в розовом, обе в черных масках. Всем было известно, кто скрывался под этими масками; тем не менее все делали вид, будто не могут разгадать эту тайну. Однако почтительно расступались перед знатными “незнакомками”.
Приблизившись к Лермонтову, дочери императора заговорили с ним надменно и самоуверенно. Сделав вид, будто ему и в голову не приходит, кто эти замаскированные дамы, Лермонтов ответил им вызывающе смело да еще прошелся с ними по залу. Возмущенные, разгневанные, великие княжны поспешили скрыться и тотчас отправились домой. А через две недели в “Отечественных записках” появилось стихотворение Лермонтова, которое поэт нарочно пометил числом “1-е Января”. В этом стихотворении говорится о том, как, созерцая блеск и суету великосветского маскарада – “образы бездушные людей”, “приличьем стянутые маски”, поэт старается забыться, уйти в мир своей мечты. Его посещает вдохновение. И Лермонтов заканчивает стихотворение строфой:
Когда ж, опомнившись, обман я узнаю
И шум толпы людской спугнет мечту мою,
На праздник нзванную гостью,
О, как мне хочется смутить веселость их
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью!…
Это стихотворение было ответом и на повесть Соллогуба, и на новогоднюю встречу с дочерьми российского императора. Лермонтов заявил о том, что между ним и великосветским обществом лежит глубокая, непроходимая пропасть.
В Зимнем дворце прекрасно понимали, о каком происшествии вспомнил поэт, и многие строчки показались царедворцам “непозволительными”
Так через три года после гибели Пушкина началась травля другого великого поэта России.
Лермонтов был очень честным и правдивым человеком. Он ненавидел лицемерие и ложь и не терпел этого от других. В раннем детстве его бабушка выгнала его отца, не позволяла ему видеться с сыном. Маленькому Лермонтову приходилось разрываться между одинаково любимыми им людьми, приходилось менять себя для бабушки, скрывая свою истинную натуру. Это наложило сильный отпечаток на характер будущего поэта: он был скрытным, замкнутым и почти всегда прятал свои теплые мысли и чувства. На том балу он столкнулся именно с тем, что так сильно ненавидел: с лицемерием, двуличностью и обманом, как внешним, так и внутренним. Лермонтов всем сердцем желает перенестись в свои родные места, где он чувствует себя более менее спокойно. Строки о Тарханах наполнены почти ощутимой любовью; Лермонтов описывает природу и обстановку очень нежно, трепетно и с благоговением. Но после резкого возвращения из мира грез в мир реальности он понимает всю безнадежность своего положения, и от осознания того, что он н e может искоренить эти ненавидимые им черты и в то же время свойственные ему самому, его нравственный нарыв прорывается обличительными фразами этого стихотворения:
И дерзко бросить им в глаза железный стих,
Облитый горечью и злостью!…
Лермонтов понимал, что он не в силах изменить этот мир, но и никогда не сможет с ним примириться, и поэтому он был обречен существовать в непрерывной борьбе с жизнью и с самим собой. Его стихи невероятно грустные и наполненные горечью, и в то же время гениальные, как будто эти откровения ему подсказаны свыше. Дальнейшая судьба Лермонтова была предрешена, потому что он был пророк, а Россия расстреливает своих пророков. Два гения, два пророка – и одинаковая судьба: смерть от пули, пущенной безжалостной рукой…
званную гостью,
